Корректура под влиянием

http://vk.com/typical__writer

Ну вот и очередной отрывок улучшен благодаря традиции "Типичного писателя" (и Норе Галь, конечно же). На сей раз под корректуру попал отрывок, где Брокк сидит в хоблингском трактире, на лице его еще не зажили следы недавнего мордобоя, но вместе с тем читателю ясно, что чувство прекрасного нашего героя еще не покинуло :D

На маленькой сцене квартет хоблингов исполнял что-то очень глубоко этническое. Для народа, история которого насчитывала меньше трех веков, они очень быстро обросли традициями и обычаями. Впрочем, то же самое можно было сказать обо всех Вторичных, и удивляться тут было нечему. Те, кто явился в мир после Раскола, кого изначально принимали за выродков, да и сейчас то тут, то там начинали приплетать ко всему мировому злу, изо всех сил старались пустить корни в этом мире, доказать свое право на существование. Свои табу, свои обряды – словно крик «Мы есть!» Но что тут долго болтать, с самого рождения у меня перед глазами были и орки, и половинчики, и те же хоблинги, и остальные Вторичные, – при всем желании их не получалось назвать чужими. Они были такими же одушевленными как я или Хидейк – вот и все, что имело значение.

Содержимое стакана оказалось терпким и источало легкий аромат прелых кленовых листьев, но на вкус внезапно оказалось неплохим. Я прикрыл глаза и принялся перемежать маленькие глотки с размышлениями о своих достижениях. Было понятно, что мне удалось слегка зацепить большой пучок тонких нитей, которые готовы были порваться от простого дуновения ветра. Стоило плотнее заняться убийцей-неудачником, едва не сведшим Хидейка в могилу. Можно было поставить что угодно: он не искал нанимателя сам, кто-то ему помог. Найди этого кого-то – и, быть может, выйдешь на заказчика. С моими синяками разбираться пока что не было смысла. Можно было уверенно заявить, что и за меланхоличным громилой, и за неизвестным уродом стоят одни и те же одушевленные.  Кроме того, делом занимались и магполы, что меня, конечно, несказанно удивляло, но работать параллельно с ними ну было вообще никакого смысла. Я с удовольствием оборвал эту нитку – как гласила древняя мудрость, усложнять не стоило. Все равно месть за мои помятые ребра и разбитую физиономию в некотором роде уже свершилась. Что еще? Кто-то доложил Астану о покушении на альва. Это мог сделать как сам убийца, так и, опять же, его наниматель, а отсюда можно было сделать два вывода: Во-первых, Астан работает на двух (или больше?) клиентов и копает под меня. И во-вторых – таинственный наниматель – очень самоуверенный одушевленный, ибо считает Хидейка мертвым. Конечно, доказать подобные версии было затруднительно, но во имя здравого смысла доверять Болзо не стоило. Главное, чтобы он добыл заказанную информацию, а кидать клиента ему невыгодно – юный гений знает цену дурной славе. Ладно. Дело запутанное и темное, оставим его пока в стороне.

Я прикрыл глаза и волевым усилием прогнал мысли о работе, заставив мозг расслабиться. Словно уловив мое настроение, скрипка с унылого, писка вдруг сорвалась на бодрое пиццикато, затаившиеся барабаны разогнались, подхватывая темп, и пухлая хоблинга средних лет в украшенном стразами синем платье глубоким контральто запела что-то на родном наречии. Я не понял ни слова, но заслушался. Певица могла сейчас рассказывать о чем угодно, хоть о никчемности мира в целом и человеческой расы в частности, – мне было все равно. Ее низкий голос с непривычной вязью шипящих идеально гармонировал с остальными инструментами, превращаясь уже не в слова, – в музыку; он растекался по мелодии и окрашивал ее в густые и звораживающие цвета. Лишь когда женщина замолчала и, мягко шагнув вглубь сцены, взялась за флейту, музыка вернулась в привычную колею, став обычной, ненавязчивой и приятной трактирной мелодией, а я вернулся к размышлениям.