В ту ночь луна решила отдохнуть
и завернулась в толстое одеяло, сотканное ветром из густых грозовых туч. Закрыв
единственный глаз, она сладко спала, оставив город мертвенно-синим взорам
уличных фонарей. Мерный шорох и перестук тысяч водяных капель оттеснили прочь,
задушили остальные звуки, завладев городом до самого утра. Впервые за долгое
время Морская столица спокойно спала, и даже молнии далекой грозы не решались
ее будить, сверкали робко и наспех, а гром рокотал тихим беззлобным ворчанием
большого пса, прикорнувшего там, в укрытом чернильной пеленой океане.
Спал особняк Хидейка. Нервно,
чутко – где-то тихонько суетились припозднившиеся слуги, где-то чертил и кроил
снявший с меня не меньше сотни мерок портной, тискал краснеющую кухарку усталый
повар, – но дрема душно и плотно наваливалась на дом, смежала веки, тянула вниз
подбородки. И скоро все стихло, лишь змеились по саду бесшумные тени сторожевых
лис.
Спал и я. Оставив в медном
корыте грязь, пот и следы засохшей крови, бросив пришедшую в негодность одежду
у порога, завернувшись в неимоверно мягкое одеяло и отпихнув раскаленную грелку
– спал, да так крепко и вдохновенно, что старые знакомые, – мрачные грезы, – расползались
прочь, не в силах меня потревожить.
Остался лишь дождь. Он щедро
омыл Вимсберг, растворил смог и грязь, до блеска отмыл мостовые... И ушел прочь
на недолгий покой, предоставив город самому себе.
...Мелкими затяжками я заполнял горло
едким дымом и смотрел вдаль, бездумно скользя взглядом по застывшим волнам
утреннего тумана. Крыши Морской столицы щербатой акульей челюстью уходили к
побережью. Прожигая белесое марево, они, одна за другой, выплескивали из труб густой
дым разгоравшихся каминов и чадивших спросонья печей. Сизое марево, с которым
не всегда справлялся и проливной дождь, не глядя расправилось с нежными
хлопьями рассветной дымки и привычно растеклось по улицам.
Просыпаясь, оставшийся без ночи
город всеми силами противился подступавшему утру, но тщетно – легкое розовое
сияние на горизонте уверенно превращалось в дневной свет. Вскоре оборону
держала лишь труба сталеплавильного завода. В отчаянном порыве вернуть ночную
тьму, она изрыгнула клуб черной мглы, но
его разодрали в клочья порывы налетевшего с океана ветра.
Я усердно повозил останками
сигареты в деревянной пепельнице и, дрожа от холода, вернулся в комнату. Пока я
спал, вделанные в стену крючья обросли вешалками, на одной из которых висел неброский,
но весьма добротный с виду коричневый костюм, а на второй – отчищенные от грязи
мои плащ и шляпа.
Старый добрый плащ, верно
служивший мне в горе и в радости, украшала крупная, хотя и удачно подобранная
заплата. Я горестно поцокал языком, оценив трагедию – вещь была безнадежно
испорчена, но о покупке нового в ближайшее время думать не приходилось. Когда по
звонку прибежал слуга, я уже был полностью готов и нетерпеливо вертел в руках
шляпу.
Комментариев нет:
Отправить комментарий